Другая Серая раздражала бы ее не больше, чем остальной мир, даже, если бы не оказалась галкой в лебяжьих перьях. Не сильно, в любом случае. Отвратительно, мятежница, притворяющаяся лояльной, но все же Юкири фактически была довольна, что Саэрин и Певара убедили ее, что им еще рано передавать Мейдани и ее подруг-галок Закону Башни. Их крылья теперь были подрезаны, а они были полезны. Они могли даже рассчитывать на снисхождение, когда они действительно предстанут перед судом. Конечно, если присяга, которой они подрезали крылья Мейдани, выйдет на поверхности, сама Юкири может легко оказаться рядом, ожидая милосердия. Мятежницы или нет, но то, что она и прочие сделали с Мейдани и ее товарками было столь же далеко вне закона, как и убийство. Или измена. Клятва повиновения, принесенная на Клятвенном Жезле. Данная под принуждением — была слишком близко к Принуждению, которое было строго запрещено, если не только им не являлось. Однако, нельзя выкурить выкурить шершней, и не испачкаться. А Черная Айя были шершнями с очень ядовитыми жалами. Закон будет своевременно соблюден — без закона, не было бы ничего — но она должна побеспокоиться тем, переживет ли она процесс выкуривания, чем какое точно наказание последует за нарушение. У трупа нет причины волноваться о наказании.
Она кратко предложила Мейдани продолжать, но едва та открыла рот, как три Коричневых вышли из-за поворота прямо перед ними, щеголяя своими шалями, словно какие-нибудь Зеленые. Юкири немного знала Маррису Торнхилл, и Дорэйз Мерсианос, как Восседающая способна знать сестер из других Айя, что долгое время проводят в Башне, и которая достаточно знает, чтобы приложить имена к лицам, но не намного больше. Безобидные и поглощенные своими исследованиями, как бы она их описала, если ее бы спросили. Элин Варрел совсем недавно получила шаль, поэтому еще инстинктивно должна делать реверанс. Но вместо того, чтобы оказать внимания Восседающей, все три уставились на Юкири и Мейдани, как кошки уставились бы на странных собак. Или возможно собаки на странных кошек. Никак не безобидные.
«Могу я спросить о смысле Арафельского закона, Восседающая?» сказал Мейдани, ровным голосом словно именно это она и намеревалась все время спросить.
Юкири кивнула, и Мейдани, с большим воодушевлением, начала распространяться о преимуществах рыболовства на реках против озер. Магистрат мог попросить Айз Седай заслушать дело о правах на рыболовство, но если были вовлечены влиятельные лица, только поддержал бы ее собственное мнение, и она волновалась об королевской аппеляции.
За Коричневыми тащился единственный Страж. Юкири не смогла вспомнить, принадлежал ли он Маррисе или Дорэйз — крупный парень с твердым круглым лицом и тонким носом, который недоверчиво поглядел на Леонина и мечи на его спине, естественно принесенных специально против его сестры. Пара медленно проследовала дальше по изгибу коридора, вздернув носы и надув гладкие щеки. Тощая новенькая, нервно подпрыгивая, старалась за ними поспеть. Страж шел за ними, излучая неприязнь.
Враждебность сейчас стала обычным делом. Невидимые стены встали между Айя, когда-то слишком тонкими, чтобы скрыть тайны собственной Айя, стали твердыми каменными бастионами с широкими рвами. Нет, не рвы, а пропасти, глубокие и широкие. Сестры никогда не оставляли свою часть Башни без присмотра, часто брал с собой своих Стражей даже в библиотеку и столовую, и всегда носили свои шали, не иначе, кто-то мог перепутать их Айя. Сама Юкири носила свою лучшую, вышитую серебряными и золотыми нитями, с длинной бахромой, которая сейчас свисала почти до пяток. Она даже слегка выставляла на показ свой цвет Айя. И последнее время она стала считать, что двенадцать лет достаточно большой срок жизни, прожитой без Стража. Ужасная мысль, едва она определила ее источник. Обычно в Белой Башне ни одна сестра не нуждалась в помощи Стража.
Уже не в первый раз, ее с силой пронзила мысль, что кто-то специально добивается ссоры между Айя, а скоро мятежники как воры пройдут прямо в парадную дверь и обчистят дом, пока они ссорятся от того, кто получит оловянную посуду тети Суми. Но единственная ниточка за которую она могла ухватить, чтобы размотать клубок должна иметь Мейдани, а ее друзья публично признают, что их послали в Башню мятежницы с целью распространять слухи. Эти рассказы — они все еще настаивали, что они были правдой — что это Красная Айя создала из Логайна Лжедракона. Могло это быть правдой? Через голову Певары? Нельзя даже думать, что Восседающую, особенно Певару, дурачили. В любом случае, так много путаницы уже было совершено к настоящему времени, что вряд ли можно отличить лож от правды. Кроме того, тогда они лишились бы поддержки от этих четырнадцати женщин, в которых она смогла убедиться, что они не Черные. Не говоря уже о вероятном скандале, по поводу их прежней деятельности в Башне, прежде чем общий ураган их подхватил.
Она вздрогнула, и это не имело никакого отношения к сквознякам в коридоре. Она и каждая другая женщина, из тех, кто мог бы рассказать правду, могут умереть до того как этот ураган закончится, в от так называемого несчастного случая или в кровати. Или она могла просто сбежать, очевидно навсегда бросив Башню, и которую ей уже никогда не суждено увидеть снова. В этом у нее не было никаких сомнений. Любые факты должны быть похоронены столь глубоко, чтобы даже армия с лопатами никогда не смогла докопаться до истины. Даже слухи должны быть пресечены. Так случалось и прежде. Мир и большинство сестер все еще верили в то, что Тамра Оспения умерла в своей постели. Она тоже в это верила. Они должны были скрутить Черную Айя и привязать на виду, прежде, чем они посмели бы рискнуть предать это гласности.