Перекрестки сумерек - Страница 166

166

Халиму, конечно, было приятно видеть, но все же Эгвейн не ожидала увидеть ее растянувшейся, подпирая рукой голову, на ярких цветных подушках, которые были сложены вдоль одной из стен палатки.

Если Суан была симпатичной, молодой особой, по крайней мере, выглядевшей молодо, которой улыбались мужчины и женщины, то Халима была просто ослепительной. С большими зелеными глазами на безупречном лице, с полной упругой грудью, при виде которой мужчины застывали на месте, а женщины сразу мрачнели. Не то чтобы Эгвейн мрачнела или верила слухам, которые пересказывали ревнивые женщины… С внешним видом Халимы Эгвейн ничего не могла поделать. И Делана, даже если из милости и сделала ту своим секретарем, — эта мало образованная деревенская женщина писала письма почерком малого ребенка, — то обычно загружала ее какой-то тяжелой работой на весь день. И Халиму редко кто видел до времени отхода ко сну, хотя теперь чаще, и то потому, что она слышала о головных болях Эгвейн. Нисао не смогла с ними ничего поделать, даже используя новый вид Исцеления. Но массаж Халимы творил чудеса, даже когда Эгвейн хотелось кричать от боли.

«Я сказала ей, что у вас не будет времени для посетителей этим утром, мать». — Сказала резко Суан, по-прежнему впиваясь в женщину на подушках взглядом и забирая у Эгвейн свободной рукой плащ. — «Но с тем же успехом я могла бы сама с собой сыграть в кошачью колыбельку». Повесив плащ на простую вешалку, она высокомерно фыркнула. «Возможно, если бы я носила штаны и имела усы, она бы обратила на меня внимание». — Суан похоже верила всем слухам о предполагаемых похождениях Халимы среди самых симпатичных мастеровых и солдат.

Странно, но Халиму, кажется, забавляла ее репутация. Она, быть может, даже ею наслаждалась. Она рассмеялась низким, с хрипотцой смехом, и вытянулась на подушках словно кошка. У нее действительно имелась довольно сомнительная страсть к глубоким декольте, совершенно неприемлемым при такой погоде, и почти вываливалась из зеленого шелкового платья с синими вставками. Шелковое платье было необычной одеждой для секретаря, но милость Деланы, и ее долг перед Халимой были огромны.

«Вы кажетесь взволнованной этим утром, мать», — промурлыкала зеленоглазая женщина, — «и вы столь рано встали для вашей прогулки, стараясь меня не разбудить. Я думала, что вы захотите поболтать. У вас не было бы таких головных болей, если бы вы больше обсуждали ваши заботы. По крайней мере, вы знаете, что можете со мной это обсудить». — Стрельнув глазами в Суан, которая презрительно наморщила нос, Халима снова рассмеялась. — «И вы знаете, что мне от вас ничего не нужно, в отличие от некоторых». — Суан снова фыркнула, и демонстративно занялась размещением папки на письменном столе ровно между чернильницей из камня и присыпкой. Она даже поправила подставку для ручки.

Переборов себя, Эгвейн сумела не вздохнуть. Едва-едва. Халима действительно ни о чем не просила кроме тюфяка в палатке Эгвейн, чтобы она могла всегда быть под рукой, когда снова начнется головная боль, но то, что она спала в палатке Эгвейн, должно быть, создавало трудности с выполнением ее обязанностей в отношении Деланы. Кроме того, Эгвейн нравилась ее простое и откровенное поведение. С Халимой было очень легко разговаривать и забыть на какое-то время, что она была Престол Амерлин, расслабиться, чего она не могла себе позволить даже с Суан. Она слишком тяжело добилась признания как Айз Седай и Амерлин, признание своей власти, и ее авторитет пока оставался слишком незначительным. Сделав один промах в качестве Амерлин, следующий промах для нее будет сделать легче, и следующий, и еще, еще, пока все снова не начнут считать ее заигравшимся ребенком. Все это превращало Халиму в сокровище, которое нужно бережно хранить, даже невзирая на то, что ее пальцы способны сделать с головной болью Эгвейн. К ее большому раздражению, кажется, женщины в лагере разделяла взгляды Суан, за исключением, возможно, Деланы. Серая казалась слишком чопорной, чтобы нанять в служанки потаскуху, несмотря на все свое милосердие. В любом случае, теперь было неважно, даже если эта женщина гонялась за мужиками, и спотыкалась о них.

«Боюсь, что у меня действительно много работы, Халима», — сказала она, стягивая перчатки. Горы работы, на много дней. На столе не было признаков отчета от Шириам, но она скоро его пришлет, вместе с несколькими прошениями, которые, как она считает, заслуживали внимания Эгвейн. Сущие пустяки. Плюс десять-двенадцать исков по поводу возмещения причиненного ущерба, и каждый ждет вынесения решения Амерлин. А этого невозможно сделать, не изучив предварительно дела, и не задав вопросы. Нет вопросов — нет справедливого решения. «Возможно, ты сможешь со мной пообедать». Если конечно она закончит вовремя. Иначе ей придется есть тут же, за этим столом в кабинете. Время уже близится к полудню. «Тогда же мы сможем и поговорить».

Халима резко села, сверкнув глазами и сжав пухлые губки, но ее угрюмый вид тут же пропал как небывало. Однако, в глазах все еще тлели угольки. Если бы она была кошкой, то выгнула бы спину и распушила хвост. Изящно встав на ноги на расстеленный ковер, она пригладила платье на бедрах. — «Ну что ж, хорошо. Если вы уверены, что не хотите, чтобы я осталась».

Как раз сейчас где-то позади глаз Эгвейн началась тупая пульсация, слишком знакомый предвестник ослепляющей головной боли, но она покачала головой и повторила, что у нее много важной работы. Халима еще мгновение колебалась. Ее губы снова напряглись, руки сжали юбку, затем она схватила с вешалки свой шелковый плащ с меховой подкладкой, и выскочила из палатки, не позаботясь накинуть его на плечи. Она могла простудиться, расхаживая на холоде в таком виде.

166