Перекрестки сумерек - Страница 209

209

Войдя в комнату, Элза раскинула свои темно-зеленые юбки в изящном реверансе, бросив на него радостный взгляд. В её прекрасных манерах и холодноватой любезности было что-то кошачье. Она едва обратила внимание на Мин. Из всех поклявшихся ему сестер Элза была самой импульсивной. На самом деле, единственной импульсивной. Другие имели объяснимые, с их точки зрения, причины поклясться ему, и, конечно же, у Верин и тех сестер, которые пришли за ним к Колодцам Дюмай, не было никакого реального выбора при встрече лицом к лицу с та’вереном, но при всей внешней сдержанности Элзы внутри неё, казалось, горело пламя, заключавшееся в страстном желании увидеть его в Тармон Гай’дон. — «Вы желали, чтобы Вас известили о приходе Огир», — сказала она, не сводя глаз с его лица.

«Лойал!» — ликующе завопила Мин, пряча нож в рукаве, и вихрем пронеслась мимо Элзы, оторопело смотревшей на лезвие. — «Я бы убила Ранда, если б он разрешил тебе уехать, не повидавшись со мной!» — Если верить узам, она не это имела в виду. Не совсем это.

«Спасибо», — сказал Ранд Элзе под аккомпанемент радостных воплей, доносившихся из гостиной — колокольчика смеха Мин и землетрясения радостного смеха огир. Через все небо прокатился оглушительный раскат грома.

Возможно, пыл Айз Седай относился и к желанию знать то, что он скажет Лойалу, поскольку она поджала губы и поколебалась перед тем, как сделать еще один реверанс и величаво удалиться из спальни. Притихшее веселье возвестило о том, что она прошла через гостиную, но после ее ухода радостный шум возобновился. Только тогда он потянулся к Силе. Он старался никогда и никому не позволять видеть то, как он это делает.

Его захлестнул огонь, опаляющий сильнее солнца, и холод, в сравнении с которым даже самый свирепый буран казался нежным прикосновением весны. Лед и пламень, в своем неистовстве затмившие бушующий снаружи шторм, и угрожающие смести его, если он ослабит контроль хоть на мгновение. Удерживание саидин было битвой за выживание. Но, внезапно, зелень карнизов стала более зеленой, черная ткань куртки — еще более черной, золото вышивки — еще более золотым. Он мог разглядеть текстуру кроватных столбиков, украшенных резьбой в виде виноградной лозы, неясные черточки, оставленные песком, которым многие годы назад воспользовался мастер для полировки. Саидин заставила его ощущать себя так, словно он был полуслепым и беспомощным без неё. Это было частью того, что он чувствовал.

«Чистая», — прошептал Льюс Тэрин. — «Вновь чистая и незатронутая порчей».

Так и было. Порча, пятнавшая мужскую половину Силы со времен Разлома, исчезла. Тем не менее, поднимавшаяся тошнота никуда не делась, вызывая сильное желание согнуться пополам и опустошить желудок прямо на пол. Казалось, комната мгновенно закружилась вокруг Ранда, и он был вынужден ухватиться рукой за ближайший столбик кровати, чтобы удержаться на ногах. Он не знал, почему, даже после исчезновения порчи, он все еще чувствовал эту тошноту. Льюс Тэрин не знал, или не хотел говорить. Но тошнота была причиной, по которой он, по возможности, не позволял кому-либо видеть, как он захватывает саидин. Может быть, Элза страстно желала увидеть, как он вступит в Последнюю битву, но слишком многие хотели его гибели, и не все из них были Друзьями Темного.

В этот момент слабости, мертвец дотянулся до саидин. Ранд почувствовал, как он жадно в нее вцепился. Было ли что-либо труднее, чем отрезать его? Иногда, после Шадар Логота, Льюс Тэрин еще больше казался неотъемлемой частью его самого. Хотя это уже не имело значения. Он зашел слишком далеко, чтобы позволить себе умереть. Он просто должен был идти дальше. Глубоко вздохнув, он проигнорировал вялые следы тошноты в своем желудке и зашагал в гостиную под громовые раскаты.

Мин стояла посреди комнаты, держа руку Лойала в своих и улыбаясь. Чтобы удержать ручищу Лойала ей требовались обе собственные, да и то — они едва ее закрывали. Между его макушкой и оштукатуренным потолком было всего лишь чуть больше одного фута. Он был одет в новый темно-синий шерстяной кафтан, расширявшийся к низу, к голенищам высоких, по колено, сапог, и закрывавший мешковатые шаровары, но на этот раз его карманы не оттопыривались, как обычно, кирпичами книг. Глаза, размером с чайную чашку, просияли при виде Ранда, а улыбка огир была действительно от уха до уха. Точащие сквозь косматые волосы уши, увенчанные кисточками, трепетали с явным удовольствием.

«Ранд, у лорда Алгарина есть гостевые комнаты для огир», пророкотал он голосом, подобным басу барабана. — «Можешь себе представить? Шесть штук! Конечно, они не использовались некоторое время, но они проветриваются каждую неделю, так что там нет и следа затхлости, а простыни из очень хорошего полотна. Я-то думал, что опять придется сдвигать две человеческих кровати. Умм. Мы не останемся здесь долго, так ведь?» — Его длинные уши немного отвисли, а затем тревожно затрепетали. — «Я не думаю, что мы должны. Я хотел сказать, что я мог бы привыкнуть к настоящей кровати, но не должен этого делать, раз я собираюсь остаться с тобой. То есть я хотел сказать… На самом деле ты понял, что я хотел сказать».

«Я знаю», — мягко промолвил Ранд. Он мог бы посмеяться над испугом огир. Он должен был посмеяться. Вот только в последнее время смех, казалось, обходил его стороной. Он спрял сеть, защищающую комнату от подслушивания, и скрепил ее узлом, чтобы отпустить саидин. Последние следы тошноты стали немедленно исчезать. Как правило, он мог управлять этими неприятными ощущениями, хотя и с усилием, но сейчас не было смысла продолжать испытывать на себе их действие. — «Твои книги не намокли?» — Главная забота Лойала заключалась в сохранности его книг.

209