Перекрестки сумерек - Страница 228

228

Сеонид схватила Шайдо за голову, и неожиданно он снова содрогнулся, дико размахивая рукой. Поток крови из его руки уменьшался и исчез, когда он с посеревшим лицом опустился на землю. Он поднял обрубок левой руки чтобы взглянуть на гладкую кожу, которая теперь покрывала запястье. Перрин не разглядел остался ли шрам. Мужчина снова ему улыбался, скаля зубы. И по-прежнему в его запахе не было ни капли страха. Сеонид тоже как-то посерела и осунулась, словно подошла к своему пределу. Алхарра и Винтер, сделали шаг вперед, но она отстранила их, с тяжелым вздохом поднявшись самостоятельно.

— Мне сказали, что вы можете терпеть боль днями и ничего не сказать, — произнес Перрин. Его голос прозвучал слишком громко, даже для него самого. — У меня нет столько времени, чтобы вы смогли показать мне насколько вы крепкие и храбрые. Да, я знаю, что вы храбрые и крепкие. Но моя жена слишком долго в плену. Вас разделят, и будут спрашивать о нескольких женщинах. Видели ли вы их и если да, то где. Это все, что я хочу знать. Не будет никаких углей или чего-нибудь в этом роде; только вопросы. Но если кто-нибудь откажется отвечать, или если ваши ответы будут слишком разными, тогда каждый будет что-нибудь терять. — Он был удивлен, что все еще может держать топор. Лезвие было покрыто красным.

— Две руки и две ступни, — холодно произнес он. Свет, его голос похож на лед. Он чувствовал себя так, словно его кости превратились в лед. — Это значит, что у вас будет четыре шанса ответить одинаково. А если вы все не скажете ни слова, я все равно вас не убью. Я отыщу деревню, в которой вас оставлю, какое-нибудь местечко, где вы сможете попрошайничать, где-нибудь, где мальчишки будут бросать монеты безногим и безруким свирепым айильцам. Подумаете над этим, и решите, не лучше ли вернуть мне мою жену.

Даже Масима уставился на него, словно никогда прежде не видел стоящего перед ним человека с топором. Когда он повернулся, чтобы уйти, люди Масимы и гэалданцы расступились перед ним так широко, что между ними без труда смог бы пройти кулак троллоков.

Он обнаружил перед собой ограду из заостренных кольев и лес на сотню шагов вокруг, но не изменил направления. Держа топор в руках он шел, пока его не окружили огромные деревья, и запах лагеря не остался позади. Он нес с собой запах крови, острый и металлический. От него некуда было деться.

Он не смог бы сказать, как долго он шел. Он почти не замечал, что пятна света позади него становились все меньше. Кровь покрывала его лицо и бороду. Она уже начинала подсыхать. Сколько раз он говорил себе, что сделает все, чтобы вернуть Фэйли? Мужчина делает то, что должен. А ради Фэйли, все что угодно.

Он резко завел свой топор за голову и обеими руками изо всех сил бросил его. Топор летел, вращаясь, пока с сочным чмоканьем не воткнулся в толстый ствол дуба.

Выдохнув воздух, который, казалось, застрял в его груди, он уселся на грубый камень, который был широким и высоким как скамья, и положил локти на колени.

— Теперь ты можешь показаться Илайас, — устало произнес он. — Я чувствую, ты там.

Мужчина легко вышел из теней, его желтые глаза слабо мерцали под полями широкой шляпы. По сравнению с ним, Айильцы были слишком шумными. Сдвинув свой длинный нож, он уселся на камень рядом с Перрином, но какое-то время он просто сидел, перебирая пальцами свою ведую бороду, доходившую ему до груди. Он кивнул в строну топора, который торчал из ствола дуба.

— Однажды я сказал тебе, берегись, чтобы тебе не начало нравиться им пользоваться. Это произошло? Там, на поляне?

Перрин с силой мотнул головой.

— Нет! Не так. Но…

— Но… что, мальчик? Я думаю, что ты напугал даже Масиму. Правда, ты тоже пахнешь испугом.

— Наконец он чего-то испугался, — пробормотал Перрин, неловко пожимая плечами. Некоторые мысли было трудно облечь в слова. Хотя, наверное, пришло время. — Топор. Поначалу я не замечал этого. Только, оглядываясь назад. Сперва той ночью, когда я встретил Гаула и белоплащники попытались нас убить. Потом, сражаясь с Троллоками в Двуречье, я не был уверен. Но позже у Колодцев Дюмай, уже понял. Во время битвы я испугался, Илайс, испугался и был расстроен, что, возможно, никогда снова не увижу Фэйли. — Его сердце забилось так, что стало больно. Фэйли… — Только… Я слышал, Грейди и Неалд рассказывали о том, каково это — удерживать Силу. Они говорят, что чувствуют себя более живыми. Во время битвы я ужасно боюсь, но чувствую себя живее, чем когда-либо, кроме тех моментов, когда я с Фэйли. Не думаю, что смогу выдержать, если начну думать также, как было только, что там, в лагере. И не думаю, что даже Фэйли удалось бы вернуть меня, если меня затянет.

Илайас фыркнул.

— Я не думаю, что в тебе есть это, мальчик. Послушай, опасность толкает людей на разные поступки. Некоторые остаются холодны и расчетливы как часовой механизм, хотя, за тобой я подобного не наблюдал. Твое сердце начинает биться сильнее, и это горячит твою кровь. Это обостряет твои чувства. Поэтому, ты чувствуешь себя более живым. Может быть, ты через несколько минут умрешь, а может быть через один удар сердца, но сейчас ты не мертв, и ты чувствуешь это от корней зубов, до кончиков ногтей. Так и должно быть. Но это не значит, что тебе должно это нравиться.

— Хотел бы я поверить в это, — тихо сказал Перрин.

— Поживи сперва с мое, — сухо ответил Илайас, — и ты поверишь. А до того, просто принимай все как есть. Я живу дольше, чем ты, и был там раньше тебя.

Они оба сидели, глядя на топор. Перрин хотел поверить. Теперь кровь на топоре казалась черной. Раньше кровь никогда не казалась ему такой черной. Сколько прошло времени? Судя по тому, как падают пробивающиеся сквозь ветки лучи, солнце уже садиться.

228