К сожалению, общая реакция не оправдала его ожидания. Туон приподняв ожерелье двумя руками, поднесла его к глазам и принялась изучать, словно впервые увидев подобную вещь. Губы Селюсии презрительно скривились. Сеталль, отложив вышивку у нее на коленях, просто смотрела на него, большие золотые обручи в ее ушах, покачивались в такт её покачивающейся голове.
Неожиданно, Туон через плечо перебросила ожерелье Селюсии. — «Оно мне не подойдёт», — сказала она. — «Ты хочешь его, Селюсия?" — Мэтова улыбка немного поблекла.
Светлокожая женщина приподняла ожерелье кончиком большого и указательного пальца, словно держала за хвост дохлую крысу. — «Вещица для танцовщицы шии, чтобы носить вместе с вуалью», — сказала она презрительно. И вдруг, резким движение запястья, она швырнула ожерелье Эгинин, — «Надень!»
Эгинин поймала ожерелье за мгновение до то, как оно попало ей в лицо. Улыбка полностью испарилась с губ Мэта.
Он ожидал взрыва, но Эгинин немедленно расстегнула застёжки и откинула назад волосы тяжёлого парика, чтобы застегнуть ожерелье на шее. Ее лицо казалось вылепленным из снега, и сохраняло отсутствующее выражение.
"Повернись!» — скомандовала Селюсия. В том, что была команда, не было никакого сомнения. — «Дай мне взглянуть».
Эгинин, сковано, словно окаменев, всё же повернулась.
Сеталль пристально посмотрела на неё, озадаченно покачав головой, и прежде чем вернуться к вышивке, снова взглянув на Мэта, еще раз покачала головой. У женщины столько способов покачивания головой, сколько вариантов взглядов. Этот, безусловно, говорил о том, что он дурак, и если Мэт не уловил всех нюансов, то был этому только рад. Он решил, что ему бы они не понравились. Да, чтоб он сгорел! Он купил ожерелье для Туон, которая прямо на его глазах отдала его Селюсии. А теперь оно попало к Эгинин?
«Она явилась за новым именем», — сказала Туон задумчиво. — «Как она называет себя?»
«Лейлвин», — ответила Селюсия. — «Подходящее имя для танцовщицы шии. Возможно, Лейлвин Шиплесс?» (дословно: Лейлвин Безкорабельная)
Туон кивнула. — «Лейлвин Шиплесс».
Эгинин вздрагивала, словно каждое слово было пощёчиной. — "Могу ли я удалиться?» — спросила она натянуто, сгибаясь в низком поклоне.
«Если хочешь уйти, так иди», — прорычал Мэт. Что и говорить, идея привести её с собой была не из лучших, когда-либо приходивших ему в голову, но, возможно, он смог бы взять реванш после её ухода.
Уставившись в пол, Эгинин опустилась на колени. — "Пожалуйста, могу ли я удалиться?»
Туон сидела на полу с прямой спиной, глядя сквозь высокую женщину, словно вообще ее не замечая. Селюсия поглядывала на Эгинин сверху вниз, презрительно скривив губы. Сеталль продела иглу сквозь ткань, натянутую на обруче. Никто так и не взглянул на Мэта.
Эгинин опустилась лицом вниз, и Мэт едва сумел сдержать вздох удивления, когда она поцеловала доски пола. — «Пожалуйста», — сказала она хрипло, — "Я умоляю».
"Ты уйдёшь, Лейлвин», — холодно произнесла Селюсия, словно королева, отчитывающая конокрада, — «И ты не покажешь мне вновь своё лицо, если оно не будет закрыто вуалью танцовщицы шии».
Эгинин, уползая на локтях и коленях, столь стремительно вывалилась наружу, что Мэт не сдержал удивлённого вздоха.
С усилием, он сумел вернуть на лицо улыбку. После всего происшедшего вряд ли стоило оставаться, но галантный мужчина смог бы изобразить изящное отступление. — «Ну, я полагаю…"
Туон, все еще не глядя на него, вновь согнула пальцы и Селюсия мгновенно его прервала — «Высокая Леди устала, Игрушка. Она разрешает тебе покинуть нас».
«Послушай, меня зовут Мэт», — сказал он — «Это легкое имя. И довольно простое: Мэт». — Туон и в самом деле смогла бы сойти за фарфоровую куклу, особенно, судя по отсутствию реакции на его гневную тираду.
Сеталль к тому же, отложив свою вышивку, встала опустив, как бы невзначай, руку на рукоять кривого кинжала, заткнутого за пояс. — «Молодой человек, если ты рассчитывал побыть здесь, пока не увидишь нас ложащимися в постель, то ты глубоко ошибался». Хотя сказано это было с улыбкой, рука её всё ещё находилась на рукояти кинжала, и она была достаточно эбударкой, чтобы им воспользоваться. Туон застыла словно статуя королевы, восседающей на троне, но по ошибке наряженной в отрепье. Мэт вышел наружу.
Опершись одной рукой о фургон, Эгинин безвольно склонила голову. Другая её рука прижимала к шее ожерелье. Харнан слегка пошевелился в глубине тени, напоминая о своём присутствии. Мудрый человек, догадавшийся оставить Эгинин в покое именно сейчас. Мэт же был просто слишком раздражен чтобы оставаться благоразумным.
«Что это было?» — Потребовал ответа Мэт — »Ты не должна больше падать на колени перед Туон. А Селюсия? Она ведь всего лишь проклятая служанка! Я не знаю никого, кто бы распинался так перед королевой, как ты перед ней».
Неподвижное лицо Эгинин скрывалось в тени, но голос её был несчастным. — «Высокая Леди, она…, та кто она есть. Селюсия — ее сод’жин. Никто из Низшей Крови не смеет даже встретиться взглядом с ее сод’жин, а возможно и никто из Высокородных». Её руке, сжимавшей ожерелье, наконец-то удалось справиться с замком. — «Я же, с другой стороны, теперь и вовсе не Благородная». Отклонившись назад всем телом, она зашвырнула ожерелье в ночь, так далеко, как только могла.
Мэт застыл с открытым ртом. Он мог бы купить дюжину породистых лошадей за ту сумму, что он заплатил за эту вещь, и еще осталось бы. Он закрыл рот, так и не сказав ни слова. Может быть, он и не всегда вел себя мудро, но у него хватало ума, чтобы знать, когда женщина действительно готова пырнуть ножом. Кроме того, он понял ещё одну важную вещь. Если даже Эгинин так повела себя с Туон и Селюсией, тогда необходимо позаботиться о том, чтобы сул’дам к ним даже не приближались. Только Свету известно, как они поступят, стоит Туон шевельнуть пальцем.