Перекрестки сумерек - Страница 49

«Она поведала мне историю, которую ты рассказал обо мне, Игрушка», — Туон упорно продолжала называть его так же, как в Таразинском Дворце.

Его это не беспокоило, пока. Ну, хорошо, не очень.

«Мое имя — Мэт», — начал он. Он не заметил, откуда в ее руке появилась глиняная чашка, но ухитрился вовремя шлепнуться на пол, и чашка разлетелась вдребезги от удара о дверь, а не об его голову.

«Значит, Я — служанка, Игрушка?» — Если голос Туон был прежде холоден, то теперь это был твердый зимний лед. Она только чуть повысила голос, но это был все тот же холодный, безжалостный лед. Выражение ее лица заставило бы и судью, слишком часто выносящего смертные приговоры, чувствовать себя легкомысленным.

«Служанка — воровка?» — Книга соскользнула с ее колен, когда она встала и потянулась, чтобы схватить закрытый крышкой белый ночной горшок. — «Вероломная служанка?»

«Это нам еще пригодится», — сказала Селюсия почтительно, осторожно извлекая из рук Туон круглобокий горшок. Бережно пристроив его с одной стороны, она присела в ногах Туон с таким видом, как будто была готова броситься на Мэта, насколько бы потешно все это ни выглядело. Хотя в тот момент в этом ничего смешного не было. Госпожа Анан дотянулась до одной из полок над своей головой и вручила Туон другую чашку.

«А этого добра у нас полно», — шепнула она.

Мэт стрельнул в ее сторону негодующим взглядом, но ее светло-карие глаза лукаво поблескивали. Лукаво! А она, как предполагалось, присматривала за этими двумя!

В дверь стукнули кулаком.

«Эй, там, внутри, помощь не нужна?» — спросил Гарнан нетерпеливо.

Мэта заинтересовало, к кому же из них он обращался.

«Мы все контролируем», — отозвалась Сеталль, спокойно продергивая иглу с ниткой сквозь ткань в пяльцах. Можно было подумать, что вышивание — наиважнейшая вещь. — «Возвращайся к своим обязанностям. Не бездельничай». — На самом деле женщина была родом не из Эбу Дар, но она, определенно, прекрасно усвоила местную манеру общения.

Через мгновение снаружи раздался звук удаляющихся по ступенькам шагов. Как ни странно, похоже, Гарнан тоже слишком долго пробыл в Эбу Дар.

Туон вертела новую чашку в руках так, словно изучала нарисованные на ней цветы, и ее губы чуть-чуть изогнулись в насмешливой улыбке, столь мимолетной, что она вполне могла сойти за игру воображения Мэта. Она была больше чем хорошенькой, когда улыбалась, но это была одна из тех улыбок, которые намекали на то, что она знает что-то такое, чего не знает он. Да он с головы до пят покроется крапивницей, если она будет продолжать в том же духе.

«Впредь меня не будут называть служанкой, Игрушка».

«Мое имя — Мэт, а не… то, чем ты меня называешь», — сказал он, поднимаясь на ноги и осторожно ощупывая свое бедро. К его удивлению, оно болело ничуть не больше после шлепка на пол. Туон выгнула бровь и взвесила чашку в руке.

«Едва ли я мог сказать циркачам, что похитил Дочь Девяти Лун» — сказал он раздраженно.

«Верховную Леди Туон, деревенщина!» — решительно сказала Селюсия. — «Она под вуалью!»

Под вуалью? Туон носила вуаль во дворце, но сейчас — нет. Маленькая женщина снисходительно махнула рукой, ни дать, ни взять — королева, дарующая помилование.

«Это не имеет никакого значения, Селюсия. Он просто не знает. Мы должны научить его. Но ты изменишь свою историю, Игрушка. Я не буду служанкой».

«Слишком поздно менять что-либо», — сказал Мэт, не отрывая взгляда от чашки. Ее руки выглядели хрупкими, особенно с этими длинными ногтями, обрезанными короче, чем были, но он помнил, насколько стремительными они были. — «Никто не просит тебя быть служанкой».

Люка и его жена знали правду, но должна была существовать причина, которая объясняла бы всем остальным, почему Туон и Селюсия содержались затворницами в этом фургоне, да к тому же еще и охранялись. Идеальным выходом могла послужить история о двух служанках, которых собирались уволить за то, что они что-то стащили, а те намеревались раскрыть побег своей госпожи с ее любовником. Эта история казалась Мэту идеальной, так или иначе. Что касается артистов, это только добавляло романтики. Он подумал, что Эгинин, наверное, потеряла дар речи, когда он объяснял все это Люка. Возможно, она представляла себе, как Туон воспримет все это. Свет, он почти хотел, чтобы эти кости остановились. Как человек может думать, когда такое творится в его голове?

«Я не мог оставить тебя из опасения, что ты поднимешь тревогу», — продолжал он терпеливо. Это было правдой, отчасти, — «Я знаю, госпожа Анан объяснила это тебе». Он подумал, не сказать ли ей, что нес околесицу от волнения, когда ляпнул, что она его жена — она должна была решить, что он круглый дурак! — но казалось, будет лучшее не повторять этого снова. Если она желала позволить лгать в этом вопросе, тем лучше. — «Я знаю, она уже говорила тебе, но я обещаю, что никто не причинит тебе вреда. Мы не ждем выкупа, всего лишь пытаемся убежать от неприятностей с головами на плечах. Как только я смогу выяснить, как отправить тебя домой в целости и сохранности, я это сделаю. Я обещаю. До тех пор я постараюсь, насколько это в моих силах, позаботиться о вас. Тебе придется примириться со всем остальным».

Большие темные глаза Туон сверкнули — ослепительная молния в ночном небе — но она сказала: — «Кажется, я увижу, чего стоят твои обещания, Игрушка». У ее ног Селюсия шипела словно кошка, которую макнули в бочку с водой, полуразвернувшись, и словно собираясь возражать, но левая рука Туон зашевелилась, и голубоглазая женщина покраснела и притихла. Высокородные со своими приближенными и слугами использовали что-то похожее на язык жестов Дев копья. Мэт очень хотел бы понимать эти сигналы.