Протяжно вздохнув, он осторожно подбирал слова. Было бы совсем некстати заговорить на Древнем Наречии.
«Конечно, нет!» — Он лгал. Мужчина, не умеющий убедительно врать, быстро бы получил у женщин от ворот поворот. — «Свет, Ястребиное Крыло умер тысячу лет назад! Что это за вопрос?»
Ее рот медленно открылся, и какое-то мгновение он был уверен, что она намеревается ответить вопросом на вопрос.
«Просто глупый вопрос, Игрушка», — наконец вместо этого ответила она. — «Я не знаю, с чего это взбрело мне в голову».
Напряжение в его плечах ослабло, слегка. Конечно, он же та’верен. Люди рядом с ним делают и говорят такие вещи, которых никогда бы не сделали где-нибудь еще. Сущая ерунда. Однако, такие штуки могут стать неудобными, если станут происходить слишком близко к дому.
«Мое имя — Мэт. Мэт Коутон». — Он мог бы вовсе ничего не говорить.
«Я не могу сказать, что буду делать, вернувшись в Эбу Дар, Игрушка. Я еще не решила. Возможно, я сделаю тебя да’ковале. Ты недостаточно привлекателен для виночерпия, но вероятно, мне будет приятно иметь одного такого. Однако, ты взял на себя некоторые обязательства относительно меня, и мне доставит удовольствие пообещать тебе кое-что сейчас. Пока ты выполняешь свои клятвы, я не убегу и не предам тебя, я также не буду настраивать против тебя твоих последователей. Я верю, что прикрытие необходимо».
Госпожа Анан в изумлении воззрилась на нее, а Селюсия издала какой-то неопределенный звук, но Туон, казалось, не замечает ни одну из женщин. Она только смотрела на него, ожидая ответа.
Он хмыкнул. Не застонал, просто хмыкнул. Лицо Туон было спокойно, как гладкая маска из темного стекла. Ее спокойствие было безумием, но оно могло взгляд безумца сделать разумным. Она, должно быть, не в своем уме, если думает, что он поверит этому обещанию. Хотя, он думал, что она действительно рассчитывала на это. Или она была лучшим вруном, каким он когда-либо надеялся стать. Снова у него возникло тошнотворное чувство, что она знает больше, чем он. Смешно, конечно, но оно возникло. Он проглотил комок в горле. Твердую глыбу.
«Хорошо, если это хорошо для тебя, — сказал он, пытаясь выиграть время, — а как насчет Селюсии»?
Время для чего? Он не мог думать с этими игральными костями, кувыркавшимися в его голове.
«Селюсия выполняет мои желания, Игрушка», — нетерпеливо сказала Туон. Синеглазая женщина выпрямилась и уставилась на него, как будто возмущенная тем, что он мог сомневаться в этом. Для горничной она могла выглядеть свирепой, когда хотела.
Мэт не знал, что сказать или сделать. Не думая, он плюнул на свою ладонь и протянул руку, как если бы скреплял сделку, выгодно купив лошадь.
«Твои манеры… грубы — сказала Туон сухим голосом, но плюнула на собственную ладонь и пожала его руку.
— «Цена уплачена, свое, просивший, получает». Что означает эта надпись на твоем копье, Игрушка?»
На этот раз он застонал, и вовсе не оттого, что она прочитала надпись на древнем наречии на его ашандарее. Проклятый булыжник и тот застонал бы. Кости остановились как раз в тот момент, когда он коснулся ее руки. Свет, что произошло?
В дверь легко постучались, и он был настолько взвинчен, что двигался бессознательно, стремительно развернувшись, зажав в каждой руке нож, готовый метнуть их в любого, кто войдет.
«Стой за мной», — резко произнес он.
Дверь открылась, и Том просунул голову внутрь. Капюшон его плаща был поднят, и Мэт обнаружил, что снаружи идет дождь. Из-за Туон и игральных костей он не услышал, как дождь стучит по крыше фургона.
«Надеюсь, я ничему не помешал?» — спросил Том, подкручивая свои белые усы.
Лицо Мэта потеплело. Сеталль застыла, собираясь воткнуть вышивальную иглу с голубой ниткой в ткань, а ее брови, казалось, готовы были вылезти на затылок. Селюсия, сидя на краешке другой кровати, настороженно и с огромным интересом наблюдала за тем, как он прячет ножи в рукава. Он не подумал бы, что ей могут нравиться опасные мужчины. Таких женщин следовало избегать; они находили способы заставить мужчину быть опасным. Мэт не оглянулся на Туон. Она, возможно, уставилась на него, как будто он выделывал антраша подобно Люка. То, что он не хотел жениться, еще не означало, что он хочет, чтобы его будущая жена считала его дураком.
«Что ты выяснил, Том?» — спросил он бесцеремонно. Что-то произошло, иначе бы кости не остановились. Мысль, что пришла ему в голову, заставила волосы встать дыбом. Это был второй раз, когда кости прекратили греметь в присутствии Туон. Третий, если считать ворота, ведущие из Эбу Дар. Три проклятых раза, и все связаны с ней.
Слегка прихрамывая, беловолосый мужчина прошел внутрь, откинув назад капюшон плаща, и потянул дверь, закрывая ее за собой. Его хромота была последствием старой раны, а не стычки в городе. Высокий, худощавый и жилистый, с острыми синими глазами и снежно-белыми усами, свисавшими ниже подбородка, он, казалось, должен был привлекать внимание везде, где бы ни появился, но умел становиться непримечательным, причем его куртка цвета темной бронзы и коричневый шерстяной плащ вполне подходили человеку небольшого достатка, решившему потратить деньги, но не слишком много.
«Улицы полны слухов о ней», — сказал он, кивая в сторону Туон — но ничего о ее исчезновении, я поставил выпивку нескольким шончанским офицерам, и они, кажется, полагают, что она уютно устроилась в Таразинском Дворце или находится в инспекционной поездке. Я не почувствовал, что они что-то скрывают, Мэт. Они не знают.
«Неужели ты ожидал публичного объявления, Игрушка?» — сказала недоверчиво Туон. — «Если это случится, Сюрот придется покончить жизнь самоубийством из-за позора. Ты предполагаешь, что она может обнародовать такое мрачное для Возвращения предзнаменование, касающееся тех, кто возглавляет его?»