Авиенда, разумеется, вышла из перехода последней, после того, как убедилась в том, что все остальные уже через него прошли. И прежде, чем она позволила исчезнуть проходу, Илэйн двинулась к ней, причем так стремительно, что ее эскорт был вынужден чуть ли не прыгать, чтобы сохранить защитное кольцо вокруг нее нерушимым. Но, как бы быстро она не двигалась, Бергитте все равно оказалась там первой, и уже помогала Авиенде спешиться, передав серую кобылу длиннолицему конюху, который казался почти таким же длинноногим, как и Сисвай. У Авиенды всегда было больше трудностей с тем, чтобы слезть с лошади, чем на нее взобраться, но у Бергитте на уме было нечто иное, чем просто ей помочь. Илэйн и ее эскорт подошли как раз вовремя, чтобы услышать, как она тихо и поспешно спросила Авиенду: «Она пила козье молоко? Она достаточно спала? Как она себя чувствует?..»
Ее голос стих, и она сделала глубокий вдох, прежде, чем повернуться лицом к Илэйн, сохраняя на лице внешнее спокойствие, и ничуть не удивившись, обнаружив ее стоящей рядом. Узы действовали как в ту, так и в другую сторону.
Бергитте была не крупной женщиной, хотя и казалась выше Илэйн в своих сапожках, высокая почти как Авиенда. К тому же, она обладала некоей особой осанкой, которую только подчеркивала форма Капитан-Генерала Королевской Гвардии: короткая красная куртка с высоким белым воротником, одетая поверх мешковатых синих штанов, заправленных в начищенные черные сапожки, четыре золотых банта на левом плече и по четыре золотых полоски на белых манжетах. И к тому же, она была той самой Бергитте Серебряный Лук, героиней легенд. Она по-прежнему недоброжелательно относилась к этим самим легендам — она заявляла, что эти истории были чудовищно преувеличенны, если только не являлись ложью от первого до последнего слова. Но все же она была той самой женщиной, которая совершила те подвиги, которые сформировали основу этих легенд, и помимо этого участвовала еще во многих других приключениях. Теперь, несмотря на свое внешнее спокойствие, легкая неловкость смешалась с заботой об Илэйн. Все это просачивалось через узы, наряду с ее головной болью и изжогой. Она прекрасно знала, что Илэйн ненавидит, когда за ней присматривают, особенно, за спиной у нее. Это не было единственной причиной для раздражения Илэйн, но узы давали Бергитте понять только, насколько сильным оно было.
Авиенда, безмятежно размотав шаль с головы и обернув ее вокруг плеч, изобразила взгляд человека, который не сделал ничего плохого и уж точно не имел дела ни с кем, кто делал что-то не то. Возможно, она бы даже преуспела в своем начинании, если бы вдобавок ко всему не сделала большие глаза, придав им невинное выражение. Бергитте явно дурно на нее влияла.
— Я пила козье молоко, — сказала Илэйн ровным голосом, сознавая, что ее слушают телохранители, окружавшие ее и спутниц. Несмотря на то, что они все смотрели по сторонам, обшаривая глазами двор, балконы и крыши, почти каждая из них наверняка внимательно слушала, — Я спала достаточно. Может быть, ты еще о чем-то хочешь меня спросить?
Щеки Авиенды слегка покраснели.
— Полагаю, я уже получила все ответы, которые были мне нужны в данный момент, — ответила Бергитте без намека на смущение, на которое надеялась Илэйн. Эта женщина знала, что она устала и хочет спать.
Временами узы были чрезвычайно неудобны. Прошлой ночью она не пила ничего, кроме полчашки очень сильно разбавленного вина, но проснулась с похмельем и изжогой — ощущения, которые явно должны были принадлежать Бергитте. Никто из тех Айз Седай, с которыми она говорила, не испытывали ничего подобного, но она с Бергитте слишком часто отражали одна другую, физически и эмоционально.
Последнее представляло реальные проблемы тогда, когда ее настроение колебалось. Иногда она пыталась игнорировать это, или перебороть, но сегодня ей придется страдать до тех пор, пока Бергитте не будет Исцелена. Она считала, что такое отражение имело место потому, что они обе были женщинами. Никто никогда не слышал, чтобы раньше одна женщина связывала себя узами с другой. Да и сейчас, собственно, немногие об этом знали, да и те, кто знал, очевидно, не верили. Страж должен быть мужчиной. Все это знали, и немногие задумывались над тем, насколько то, что «все знают», заслуживает истинного доверия.
Будучи пойманной на лжи, тогда, как она пыталась следовать предписаниям Эгвейн жить так, словно она уже дала Три Клятвы, заставило Илэйн занять защитную позицию, а это сделало ее резкой.
— Дайлин вернулась?
— Нет, — ответила так же резко Бергитте, и Илэйн вздохнула. Дайлин покинула город за несколько дней до появления армии Аримиллы, и забрала с собой Реанне Корли, чтобы создавать врата и ускорить путешествие. От ее возвращения зависело очень многое, точнее — от новостей, которые она должна была принести. Или от того, что она принесет помимо новостей.
Выбрать, кто будет королевой Андора было довольно-таки просто. В стране было больше четырехсот Домов, но только девятнадцать из них были достаточно сильны, чтобы вести за собой другие Дома. Как правило, за Дочерью-Наследницей стояли все девятнадцать, либо большая их часть. Если только она не была откровенно некомпетентна. От Дома Мантир трон перешел к Дому Траканд, когда Модреллейн умерла от того, что Тигрейн, Дочь-Наследница, пропала, а новой так и не появилось. И потому, что Моргейз Траканд собрала тринадцать Домов в свою поддержку. А для того, чтобы взойти на трон, согласно закону и обычаю, достаточно было десяти. Даже те претендентки, которые по-прежнему считали, что трон должен принадлежать им, принимали сторону большинства, либо просто хранили нейтралитет и отказывались от своих притязаний, когда другая собирала за своей спиной десять Домов.