На другом конце палатки Шарина громко хлопнула в ладоши, и головы всех резко дернулись в ее сторону. Кэрен и Ашманайла тоже повернулись, Голубая Сестра даже отпустила плетение, да так, что кубок с лязгом подпрыгнул на столе. Это был признак усталости. Работу можно было продолжить, хотя отыскание точного места, с которого нужно будет продолжить, было делом очень трудным, и некоторые Сестры пользовались любой возможностью, чтобы заняться чем-нибудь другим в течение того часа, который они должны были ежедневно проводить в палатке. Час или то время, за которое успевали с начала до конца сделать какую-нибудь вещь. Это, как предполагалось, должно было вызвать у них стремление усиленно практиковаться и развивать мастерство, но заметно продвинулись лишь единицы.
«Бодевин, Николь, отправляйтесь на следующее занятие», — объявила Шарина. Она говорила негромко, но в ее голосе звучала такая сила, что, вероятно, она смогла бы заставить смолкнуть гул голосов и не столь тихий, как в палатке. — «У вас осталось времени только на то, чтобы вымыть руки и лицо. А теперь — поживее. Вы ведь не хотите получить нарекание за свое опоздание».
Боде — Бодевин — живо вскочила, отпустив саидар, положила наполовину готовый браслет из квейндияра в один из сундуков, стоящих вдоль стены — его закончит кто-то другой — и подхватила свой плащ. Симпатичная пухлощекая девушка заплетала свои темные волосы в длинную косу, хотя Эгвейн сомневалась, что Боде получила на это разрешение Круга. Но ведь тот мир теперь остался позади. Натягивая перчатки и спеша покинуть палатку, Боде не поднимала глаз и ни разу не взглянула в сторону Эгвейн. Она явно все еще не понимала, почему Послушница не может зайти поболтать с Амерлин когда захочется, ведь они же вместе выросли.
Эгвейн с удовольствием поболтала бы и с Боде, и с другими, но у Амерлин были свои уроки. Уроки, которые надлежало усвоить. У Амерлин — много обязанностей, мало друзей, и никаких любимчиков. Кроме всего, даже видимость покровительства выделила бы девочек из Двуречья и превратила бы их отношения с прочими послушницами в сплошное страдание. — «И отнюдь не улучшило бы моих отношений с Советом», — подумала она кисло. Она действительно хотела, чтобы двуреченки поняли, хотя бы это.
Другая послушница, названная Шариной, не оставила своего места и направлять не прекратила. Черные глаза Николь полыхнули в сторону Шарины. — «Я бы могла стать самой лучшей, если бы мне действительно позволили практиковаться», — проворчала она угрюмо. — «Я совершенствуюсь. Я знаю, что это так. Я могу Предсказывать, Вы же знаете». Как будто одно к другому имело какое-то отношение. — «Тиана Седай, скажите ей, что я могу еще остаться. Я смогу закончить этот шар до начала следующего занятия, и я уверена, что Эдин Седай не будет возражать, если я чуть-чуть опоздаю». Если занятие вскоре начнется, то она не просто опоздает, если останется закончить шар. Все ее усилия в течение часа сделали его белым едва наполовину.
Тиана открыла рот, но прежде, чем она смогла произнести хоть слово, Шарина подняла один палец, затем, мгновение спустя, — второй. Это, должно быть, имело какое-то скрытое значение, потому что Николь побледнела и тотчас отпустила плетение, подскочив так стремительно, что оттолкнула скамью, за что заработала быстрые хмурые взгляды двух других послушниц, которые сидели с ней рядом. Тем не менее, они быстро склонились над своей работой, а Николь, прежде чем схватить свой плащ, почти на бегу сунула полуготовый шар в сундук. Неожиданно для Эгвейн из-за столов с половика, на котором раньше сидела, вскочила женщина, которую она не заметила раньше, одетая в короткую коричневую куртку и широкие брюки. Пронзив всех острым взглядом своих голубых глаз, Арейна выскочила из палатки вслед за Николь, два зеркальных отражения дурного женского настроения и недовольства. Увидев эту парочку вместе, Эгвейн почувствовала тревогу.
«Я не знала, что друзьям разрешается приходить сюда наблюдать», — сказала она. — «Николь все еще создает проблемы?» — Николь и Арейна попытались шантажировать ее и Мирелле, и Нисао, но не это имела она в виду. Это было еще одной тайной.
«Пусть лучше девочка дружит с Арейной, чем с одним из конюхов-мужчин», — фыркнув, сказала Тиана. — «У нас уже есть две беременные, как Вы знаете, и, весьма вероятно, будет еще с десяток. Все-таки девочка нуждается в большем количестве подруг. С друзьями быстрее добиваешься цели».
Она резко замолчала, когда в палатку поспешно вошли еще две Послушницы, одетые в белое. Обнаружив прямо перед собой Айз Седай, эта парочка запищала и оторопела. По знаку Тианы они, торопливо присев в реверансах, удрали в заднюю часть палатки и, прежде чем извлечь из одного из сундуков наполовину белый кубок и почти абсолютно белую чашу, сложили свои плащи на скамье.
Шарина понаблюдала, как они уселись за работу, затем взяла собственный плащ и накинула его на плечи, прежде чем пройти к выходу из палатки. — «Если Вы позволите, Тиана Седай», — сказала она, делая реверанс, более уместный равной по положению, — «мне поручено сегодня помочь с обедом, и мне не хотелось бы ссориться с поварами». На краткий миг взгляд ее темных глаз задержался на Эгвейн, и Шарина кивнула сама себе.
«В таком случае, отправляйся», — резко сказала Тиана. — «Мне бы не хотелось услышать, что тебя высекли за опоздание».
Нимало не смутившись, Шарина неторопливо, но и не мешкая, сделала реверансы — Тиане, Восседающим, Эгвейн — бросив на нее еще один острый взгляд, слишком быстрый, чтобы счесть его оскорбительным — и когда полотнище входа закрылось за ней, щеки Тианы побледнели от гнева.