Перекрестки сумерек - Страница 184

184

С этими словами она, наконец, сняла с коленок корзину с нитками и поднялась, чтобы принять у Эгвейн плащ. И моментально воскликнула, что Эгвейн холодная как лед. В её списке это было еще одной причиной головной боли Эгвейн. Айз Седай могли совершенно не замечать холод и жару, но тело все равно все чувствует. Лучше всего носить теплую вязанную одежду красного цвета. Все знают, что красное всегда теплее. Еда тоже помогает. Пустой живот всегда заставляет дрожать. Ах, вы никогда не замечали, что дрожите. А сейчас?

«Спасибо, мамочка», — тихо сказала Эгвейн, чем заслужила легкий смешок. И потрясенный взгляд. Имея все свои привилегии, Чеза была такой сторонницей соблюдения норм приличия, что могла заставить Аледрин показаться просто душкой. При чем, она подходила к этому не формально, а верила в то, что делала. — «Сегодня вечером, благодаря твоему чаю, у меня голова не болит», — возможно, чай помог. Он был мерзкий на вкус, как лекарство, и ничуть не лучше заседания Совета, затянувшееся больше, чем на полдня. — «И я правда не очень хочу есть. Булочки будет достаточно».

Конечно, все было не так просто. Отношения между хозяином и слугой никогда не бывают простыми. Вы живете руку об руку друг с другом, и он или она видит вас в ваши худшие дни, знает про все ваши ошибки и недостатки. От горничной ничто не скроется. Чеза, бормоча и ворча себе под нос, помогла Эгвейн раздеться, затем накинула на нее шелковое платье — можете быть уверенны, красного цвета — украшенное пенистым мурандийским кружевом и расшитую летними цветами. Подарок Анайи. Эгвейн позволила ей снять льняную ткань, закрывающую поднос на небольшом круглом столе.

Тушеная чечевица в тарелке оказалась шарообразной смерзшейся массой, но не много направив, Эгвейн это исправила. И с первой ложкой она обнаружила, что у неё появился аппетит. Она съела все до последней крошки, и кусочек белого сыра с синими прожилками, и несколько маслин, две черствых ржаных булочки, хотя ей пришлось извлечь из них долгоносиков. Так как она не собиралась засыпать слишком быстро, она выпила только один кубок пряного вина, которое также нуждалось в подогреве, и потому слегка горчило, но Чеза одобрительно сияла, словно начищенный поднос. Посмотрев на тарелки, на которых кроме косточек и нескольких крошек ничего не осталось, она поняла, что всё съела.

Как только она оказалась в своей узкой кровати, под двумя мягкими шерстяными и под одним на гусином пуху, которые она натянула до подбородка, Чеза забрала поднос, но задержалась на выходе.

«Вы хотите, чтобы я вернулась, Мать? Если у вас появится одна из ваших головных… Эта женщина нашла себе компанию на ночь, иначе она уже была бы здесь». — в словах «эта женщина» звучало открытое презрение. — «Я могу согреть еще один чайник с чаем. Я купила его у коробейника. Он сказал, что это лучшее средство от головной боли. И заверил, что и от расстройства живота тоже».

«Ты действительно считаешь ее гулящей, Чеза?» — Пробормотала Эгвейн. Согревшись под одеялами, она вдруг почувствовала сонливость. Ей хотелось спать, но не сразу. От головы, ломоты и живота? Найнив, услышав подобное, непременно бы рассмеялась. Возможно, ее головная боль пропала из-за болтовни Восседающих. — «Халима флиртует, я полагаю, но не думаю, что это заходит дальше флирта».

На мгновение Чеза притихла, сжав губы. — «Она заставляет меня… беспокоиться, Мать, » — сказала она наконец. — «В Халиме есть что-то неправильное. Я это чувствую каждый раз, находясь рядом с ней. Что-то похожее на ощущение, словно за спиной кто-то крадётся. Или мужчина подсматривает как я купаюсь, или…» — Она рассмеялась, но неуверенно. — «Я не знаю, как это описать. Только, она не правильная».

Эгвейн вздохнула и спряталась поглубже под одеяла. — «Спокойной ночи, Чеза». Направив Силу, она погасила лампу, погружая палатку в темноту. — «Иди спать к себе сегодня». — Халима могла неожиданно вернуться и обнаружить кого-то постороннего на своей кровати. Неужели женщина действительно сломала руку мужчине? Он, должно быть, сам напрашивался.

Сегодня ей хотелось увидеть сны. Спокойные, по крайней мере. Сны, которые она могла бы потом вспомнить. Немногие ее сны были такими, которые можно было бы назвать спокойными, но её сны были иными. Чтобы увидеть их нужно было некоторое время после того как она уже уснет. И при этом ей не нужны были тер’ангриалы Совета, так хорошо охраняемые. Погрузиться в легкий транс было не тяжелее, чем думать, особенно в таком утомленном состоянии, и…

… бестелесная, она плыла в бесконечной темноте, окруженная бесконечным морем огней — огромный водоворот крошечных точек, блестящих ярче звезд самой ясной ночью, и куда многочисленнее звезд. Это были сны всех людей мира, людей во всех мирах, которые были или могли бы быть. Миры настолько странные, что она не могла бы их постичь, все их можно было увидеть здесь в крошечном промежутке между Тел’аран’риодом и пробуждением. Место без начала и конца между реальностью и снами. Кое-какие из снов она узнала сразу. Они все выглядели одинаково, но все же она узнала их так же легко, как она узнала бы лица своих сестер. Некоторых она избегала.

Сны Ранда всегда были защищены, и она боялась, что он мог узнать, если она попробует в них заглянуть. В любом случае, щит не позволил бы ей увидеть что-то. Жалко, что она не могла узнать, где находится в данный момент спящий. Две точки света могли находиться здесь рядом, а спящие в тысячах миль друг от друга.

Сны Гавина её манили, и она сбежала. Его сны таили свои опасности, и что немаловажно, из-за того, что часть ее очень желала в них погрузиться. Сны Найнив заставили ее остановиться, и захотеть поделиться каплей чувства самосохранения ради всего Света с глупой женщиной. Но Найнив пока сумела ее игнорировать, и Эгвейн не собиралась погружаться в ее сон, чтобы вытянуть ее в Тел’аран’риод против ее воли. Так поступали Отрёкшиеся. Хотя и было искушение.

184